Алексей Владимирович Бородин родился 6 июня 1941 года в китайском городе Циндао. В 1968 году окончил ГИТИС, курс Юрия Завадского. Ставил спектакли в Смоленске и в Студенческом театре МГУ, с 1973 по 1980 год возглавлял Театр юного зрителя в Кирове. С 1980 года и по сей день руководит РАМТом. Алексей Бородин – талантливый режиссер и мудрый педагог, профессор РАТИ (ГИТИСа), много лет руководил курсом кафедры Мастерства актера, взрастил целую плеяду актеров, многие из которых работают сейчас в РАМТе. Алексей Бородин – народный артист России, отмечен множеством государственных и театральных премий, включая Международную Премию К.С.Станиславского за вклад в развитие театральной педагогики.
– Алексей Владимирович, невозможно, начав разговор, обойтись без юбилеев, коих не так давно выпало на вашу долю великое множество. Тут и ваш личный юбилей, и столетний – РАМТа, и 40 лет руководства театром – все нешуточные даты. Как Вы относитесь к юбилеям?
– Сквозь все юбилеи надо проходить, не застревая. Жизнь – только тогда жизнь, когда она двигается. Стоит приостановиться и все…
– Важны ли для вас прогнозы, планирование? Вы же – руководитель большого организма и не можете не думать о завтрашнем дне?
– Знаете, я живу сегодняшним днем, думаю о завтрашнем и мечтаю о дальнейшем…
– Восточная мудрость. Сказывается все-таки ваше место рождения в Поднебесной…
– Да, нет, у нас же там совершенно русской была среда. Шанхай – такой международный город, нельзя сказать, что чисто китайский, там много было диаспор…
– Как в Нью-Йорке…
– Да-да. Мало того, мы в Китае ничего не знали, что творилось за железным занавесом СССР. Мы смотрели все советские фильмы, в том числе – «Кубанские казаки», «Сказание о Земле сибирской», читали советские книги. Было такое впечатление, что там все хорошо, раз снимают такие светлые радостные фильмы с такими роскошными артистами. Моя мама родилась в Китае (ее маму, мою бабушку в возрасте восьми месяцев родители привезли на строительство КВЖД), но всегда мечтала жить в СССР. Мама считала, что дети должны говорить и думать на русском языке. У нас был совершенно русский дом – книги, пластинки, фильмы. Лелеялась мечта попасть в Россию. После китайской революции люди стали разъезжаться, кто куда – кто в Америку, кто в Австралию, но мама настаивала на России.
– Вам повезло, что ваша семья вернулась в СССР уже после смерти Сталина…
– Да, собирались еще в 1949 году, но сотрудники советского консульства, которые хорошо к нам относились, посоветовали подождать. Впрямую ничего родителям не объяснили, сослались на то, что дети еще маленькие, им будет трудно вынести тяжелую дорогу…
– В те годы многим людям, не ведавшим, что творится за железным занавесом, жилось относительно спокойно. А как жить сегодня, когда, благодаря интернету, все мгновенно узнают, что происходит. Мир раздираем войнами, глобальными катастрофами и пожарами, но ведь невозможно круглосуточно страдать. Как жить?
– Конечно, все проходит через наши нервы, наши сердца, но во всех обстоятельствах человек должен пытаться сохранять себя таким, какой он есть. Это трудно, но жить надо так, как ты считаешь. Если ты глобально ничего вокруг не можешь изменить, занимайся своим делом. Максимально честно живи и работай, будь специалистом своего дела. После революции слово «спецы», к сожалению, было ругательным словом…
– Потому что управлять государством пришли «кухарки»…
– Всем должен руководить профессионал.
– Еще хочу вернуться в наш сегодняшний жестокий мир: люди привыкли называть массовые убийства зверскими, а ведь зверь на такое не способен, как человек…
– У Достоевского есть про это: «Дьявол с богом борется, а поле битвы — сердца людей…».
– Что сегодня для нас значат Вера, Надежда, Любовь? Любовь, ладно, существует, оставим ее, а во что верить и на что надеяться? Я вот сейчас обращаюсь к вашему опыту и вашей мудрости…
– Вера должна сохраняться во всех смыслах.
– Вера во что?
– Кто во что верит. Например, в высшие силы. Откуда у человека берется душа, талант? Откуда берется музыка? Микеланджело, Бах…это же существует, это – реальность. Я вот в это верю. Надежда – такое понятие, которое по жизни часто обрушивается. Из этих трех слов наиважнейшее слово – Любовь. Все можно отнять, Любовь – нет.
– Ну и Веру тогда уж…тоже не отнять, а вот Надежду отнять легко…
– Совершенно с вами согласен. Я такой, якобы, оптимистический человек, но у меня все построено на большой пронизывающей боли. Мне кажется, творчество невозможно без боли, без ранения. Если у человека – крепкая броня, как он может творить?
– Человек бронированный не смог бы поставить «Леопольдштадт», только израненный, иначе зрители в зале не аплодировали бы со слезами на глазах… Пьеса написана и поставлена задолго до трагических событий этого октября. Что творится с людьми, когда сегодня в разных странах тысячи людей обвиняют Израиль в агрессии, не желают знать правду и пытаются отменить воспоминания о Холокосте…
– Сейчас главное: люди должны сохранить баланс человечности. Память о Холокосте отменить невозможно, нужно осознание жуткой, тупой несправедливости…
– Ничем нельзя объяснить и оправдать уничтожение миллионов невинных людей, тысяч уникальных одаренных, талантов, среди которых, возможно, погибло много гениев. Сколько хорошего они могли бы сделать Миру, Человечеству!
– С этим невозможно смириться. Каждый человек бесценен. Если бы он это знал про себя, он бы понимал, что человек напротив него – тоже бесценен. Знаете, вот что еще хочу обсудить: ведь абсолютно потеряно понятие дискуссии, причем и в малых, и в очень крупных вещах. Вот Сократ беседует с Платоном…
– И в их спорах рождается Истина…
– Да, они же не дерутся, хотя у них разные точки зрения, они просто дискутируют на тему. Дискуссия – самое интересное, что есть в жизни, она может привести к новому решению трудных вопросов.
– Сегодня сложно спорить и критиковать, даже опасно. Сразу забывают предмет спора и переходят на личности.
– Нужно стремиться к улучшению, а не к уничтожению, дискуссия – умение спорить. Наблюдаешь за Природой – ведь какое разнообразие, и всё же как-то сосуществует, и всё в движении. Одно из самых главных понятий в жизни – движение, иначе – застой, смерть.
– Алексей Владимирович, вы упомянули Платона с Сократом, а я добавлю слова Марка Аврелия: «Делай, что должно, и будь, что будет», – мне кажется, они – про Вас...
– Знаете, мне в молодости эта фраза очень не нравилась, но жизнь показала и доказала ее мудрость.
– Давайте перейдем к главному делу вашей жизни – Театру. Многим режиссерам присущ характерный почерк. Собираясь на спектакли Богомолова, Бутусова, Шерешевского, я представляю, чего мне, примерно, ожидать. Ваши постановки отличает не только внешнее разнообразие – драматические, детские, комедии, трагедии, публицистические… а есть ли у Вас любимый жанр?
– Обычно, я думаю не о том, в каком жанре мне делать спектакль, а о том, чтобы он был живой реакцией на то, что вокруг происходит. Если меня царапает внутри, если пьеса откликается мне, тогда можно что-то делать. Помните те времена, когда на нас обрушилась рыночная экономика. Напротив нашего театра, на Театральной площади, торговали всем подряд: сгущенкой, нижним бельем и пр. В один из дней в Малом театре хоронили последнего из великих артистов Садовских. Привезли гроб на катафалке. Гроб внесли в театр, катафалк остался временно на улице, и в одну минуту на нем расположились уличные торговцы. Такой незабываемый образ времени.
– И самое интересное – люди.
– Я собираюсь заняться пьесой Бориса Зайцева «Усадьба Ланиных», написанной в 1911 году. «Усадьба Ланиных» – первая постановка, первая режиссерская работа Евгения Вахтангова. Я размышляю о макромире, в котором все сейчас раздирается и теряет на ходу свою ценность, и микромире, который также бесконечен, как Вселенная. Хочется углубиться в мир человеческих взаимоотношений, ведь там так интересно, столько страстей, конфликтов. Если бы мне удалось сделать этот материал не в бытовом, конечно, плане, а в поэтическом…
– Алексей Владимирович, своим многолетним служением вашему театру, который и сегодня удивительно молод, Вы опровергаете все устоявшиеся теории, что театральный коллектив способен продержаться десять / двадцать лет, а дальше – застой. Как вам удалось выстроить такой живучий коллектив? Когда Вы берете артиста или какого-то сотрудника в театр, Вы больше ориентируетесь на личные характеристики или профессиональные?
– Во главе всего, конечно, профессионализм, но личностное, не менее важно. За долгие годы я ошибся в людях всего раза три. Тут хорошо работает интуиция. Я много лет преподаю в ГИТИСе, при наборе артистов на нас лежит невероятная ответственность, когда нужно из шестидесяти самых распрекрасных ребят, прошедших тысячный отбор, отобрать двадцать пять. Тут уже полагаешься на интуицию.
– Вы – Учитель многих поколений артистов, а кто оказал наибольшее влияние на формирование вашей личности?
– Когда я учился в восьмом классе, мы приехали в Москву, и я попал в Большой театр на спектакль с Галиной Улановой. Потом я увидел в фойе Юрия Завадского и даже вжался в стену от восхищения…
– А как же Вы его узнали?
– По портретам. Я с детства интересовался театром. До восьми лет я хотел быть читателем, а потом – артистом. Я знал всех артистов театра и кино, собирал открытки…
– Понятно теперь, почему Вы узнали Юрия Завадского… Алексей Владимирович, можете назвать книги, картины, художников, композиторов, которые произвели на Вас неизгладимое впечатление?
– «Братья Карамазовы», «Сто лет одиночества». Невозможно забыть спектакль «Плоды просвещения» в постановке Михаила Николаевича Кедрова. Какой там был потрясающий состав артистов! Из композиторов… сначала я очень любил Шопена, а потом понял и полюбил Шостаковича. Когда в Ватикане увидел роспись Микеланджело в Сикстинской капелле, со мной что-то произошло, я долго выйти оттуда не мог. Чрезвычайно впечатлило меня полотно Александра Иванова «Явление Христа народу». Позже я открыл для себя Рене Магритта. Конечно, не представляю мировой живописи без импрессионистов. Самое любимое мое занятие: перелистывать качественные альбомы художников или музеев. Очень люблю наши фильмы: «Баллада о солдате», «Берегись автомобиля». Когда я увидел фильм «Восемь с половиной» режиссера Федерико Феллини, мир мой перевернулся: оказывается, так можно было. Еще вспоминаю спектакль Марка Захарова «Хочу быть честным» по произведению Владимира Войновича в студенческом театре МГУ, который тоже меня перевернул.
– Как жаль, что не сохранились записи…
– Очень жаль. Все, что я перечислил, отношу к высокому искусству. Театр я воспринимаю как Университет, кафедру, с которой можно нести людям умное, доброе, честное… Мне кажется, настоящее искусство рождается на сопротивлении. Самое интересное, когда режиссерам и артистам приходится вгрызаться во что-то новое…
–– Соответственно и публика за вами тянется. В РАМТе работают уникальные клубы для детей и родителей, зрителей самого разного возраста, а также для учителей, для других театров. Вы организовали настоящие университеты. К вам в театр начинают ходить с самого раннего детства, потом вырастают, приводят своих детей, а дальше уже бабушки приходят с внуками, такая чудесная история получается.
– У меня был опыт в Кировском ТЮЗе, там более всего раздражал шумный зрительный зал, ведь ходили на спектакли целыми классами, и это был ужас. Сначала из чисто эгоистических соображений я пошел по школам, был знаком с большей частью директоров. Более пятидесяти процентов времени занимало не творчество, а организационные и воспитательные моменты. В РАМТе, когда он еще был Центральным Детским Театром, педагогическая часть работала изначально, благодаря Наталье Ильиничне Сац, так что, когда я пришел, сразу обрел верных соратников. Своим же Учителем по этой части считаю великого театрального педагога Зиновия Яковлевича Корогодского.
– Алексей Владимирович, что вы больше всего цените в людях? Без чего не может состояться Человек?
– Так сразу не ответишь. Очень важно, чтобы мы понимали, что можем, имеем право заниматься тем, чем занимаемся. На моих глазах, губят людей амбиции. Без амбиций как бы нельзя, если ты берешься что-то ставить, иначе сомнения помешают сделать дело. Но сомнения должны оставаться в подушке, надо работать. Больше всего в людях я ценю уважение друг к другу. Нельзя смотреть на другого человека ни свысока, ни снизу, иначе получается, что не уважаешь ни того, ни другого. Люди должны разговаривать друг с другом на равных. Я к своим детям и внукам с самого начала относился как к равным, никогда не сюсюкал.
– Если бы люди относились друг к другу с уважением и на равных, никаких войн на Земле не было бы.
– Совершенно верно.
– Алексей Владимирович, как Вам, мягкому предупредительному улыбчивому человеку удается так успешно руководить огромным коллективом, в котором, как в любом сообществе, не может быть все гладко, да еще выдерживать «каменное пожатье десницы», ежовые рукавицы действительности?
– То, что я здесь сорок с лишним лет, действительно странно, но это как относиться ко всему. Я никогда не держался за свое кресло. Моя профессия и должность, конечно, требуют воли и терпения. Самое непродуктивное в театре, да и в жизни – обижаться. Если б я позволял себе это, давно ходил бы в обиженных. В людях надо всегда видеть не только минусы, но и плюсы… всегда. И надо быть хозяином самого себя – самому себе давать слово и держать его…
– Тогда будет некого винить и не на кого обижаться…
– Да, и не стоит жить ожиданием чего-то у кого-то… делай то, что зависит от тебя...