«Ради меня мама ушла из института»

– Моя мама очень красивая. Всю жизнь тщательно следит за собой и к здоровью относится чрезвычайно сознательно: питается правильно, голодает два раза в неделю, поэтому, несмотря на солидный возраст, решила жить одна, чтобы мы не позволяли ей «рассиживаться». Но главное – она не утратила интереса к жизни: любит знакомиться с новыми людьми, и подруги у нее гораздо моложе. Им интересно вместе, – говорит Евгений Стеблов. «Театрал» продолжает спецпроект, посвященный мамам знаменитых артистов.


–Имя у мамы тоже очень красивое – Марта. Так назвал ее мой дедушка Борис, и с этим связана интересная история. Дед родился на Черниговщине, прекрасно пел: однажды его услышал отдыхавший на даче преподаватель по вокалу Киевской консерватории и пригласил на свой курс. А вскоре студентов отправили на практику в Италию, и мой дед вместе с сокурсниками оказался в «Ла Скала» – в опере «Марта» играл юношу, который влюблен в главную героиню. Так что свою дочь он прозвал Мартой – в память о том спектакле.

«Поставьте его на ноги»

Мамина юность проходила сложно, поскольку многое перечеркнула война. В 1942 году она, вернувшись из эвакуации, пошла доучиваться в десятый класс – в школу рабочей молодежи, где и познакомилась с моим будущим отцом. А затем устроилась пионервожатой в школу на Сретенке. У мамы был педагогический талант. В ее пионерской комнате старшеклассники пропадали все перемены, устраивали литературные диспуты и прочее. Интересно, что среди них был и Тимур Гайдар – отец Егора.


Время было тяжелое: случилась накладка, и родители с опозданием получили аттестат, поэтому не смогли поступать туда, куда хотели. Вместо педагогического мама пошла в мединститут, а папа – в энергетический. Поженились они на втором курсе, а уже на третьем (то есть в 1945 году) родился я и принес немало хлопот. Например, в младенчестве я тяжело заболел диспепсией. Мама рассказывала, что когда профессор приехал осмотреть меня, то даже приложил зеркало к губам, чтобы проверить, жив ли ребенок. Тогда он маме сказал: «Вот ваш университет. Когда поставите его на ноги, тогда и пойдете учиться!» И по совету врача мама с папой вывезли меня зимой в подмосковные Снегири. Они меня «вытянули», но маме для этого пришлось уйти из мединститута.
Зато потом мама поступила в учительский институт (где готовили учителей начальных классов), а затем в педагогический прямо на третий курс. А когда я учился в школе, маму вдруг назначили директором соседней школы, и я с тех пор не имел права лениться. Это считалось позором, если у директора школы сын отстает в учебных дисциплинах. Но мне плохо давался английский язык, учительница вынуждена была ставить мне двойки, но при этом вызывала маму. Мама хваталась за голову – дома мне нанимали репетитора, я подтягивался, и за четверть выходила тройка. Но вообще мама в ту пору держалась очень строго – с трудом шла на компромиссы, и никакие оправдания не помогали. Получил двойку – значит, будешь исправлять.

 


«Пусть поступает, как сумеет»

– И все равно, несмотря на внешнюю строгость, у моих родителей всегда был романтический взгляд на жизнь. Отсюда и любовь к театру, которая, как теперь я понимаю, сопровождала все мое детство. Например, в три года я снова тяжело заболел и вынужден был много времени проводить в постели. Чтобы я не скучал, папа купил пластилин, вылепил из него кукольную голову, а из дореволюционного металлического конструктора смастерил маленькую сцену. Так в моей кровати появился кукольный театр. А позже театральную традицию продолжила мама. Когда мне было лет шесть и мы с ней поехали в пионерлагерь (мама работала старшей вожатой), она познакомила меня с кукольницей, актрисой, которая в том же лагере обучала детей делать куклы из папье-маше. Весь наш дом после этого лагеря был в куклах. И тростевые, и куклы-петрушки, и куклы механические, всякие были. Родители очень поддерживали мое увлечение, переросшее потом в актерскую профессию.

Прежде, чем я собрался поступать в театральное училище, бабушка позвонила Цецилии Львовне Мансуровой, с которой училась когда-то в классической гимназии, и сказала: «Циля, поступает мой внук, и я тебя очень прошу…» – та сразу: «Я поняла, все поняла!» – бабушка: «Нет, ты ничего не поняла, ты думаешь, я тебя буду просить, чтобы ты помогла ему поступить? Нет, нет и нет! Наоборот! Я хочу, чтоб ты заранее определила, есть ли у него актерские данные. Если есть, пусть идет, ты не нужна. Если нет, ты тоже не нужна. Пусть поступает, как сумеет».

Мы встретились с Цецилией Львовной. Она одобрила мой выбор, и родители благословили на этот путь. Вообще, мне повезло, что родители разделяли мои увлечения театром, кино. Мама высоко ценила МХАТ, я вырос в уважении к искусству. Меня традиционно водили на «Синюю птицу», на другие спектакли. Родители хорошо разбирались в театре, и их оценки мне были всегда понятны.

«Следит за научными открытиями…»

– Мы с мамой общаемся каждый день по телефону, часто видимся. Мама вообще человек очень разумный и активный. Например, она стала заниматься йогой непосредственно под руководством профессора Бродова (помните, был такой документальный фильм «Индийские йоги, кто они?», вот фильм и начинался с рассказа Василия Васильевича), который первым привез практическую йогу в Советский Союз. Тогда это не очень поощрялось, но мама уговорила его взять группу на обучение, они арендовали спортивный зал в школе и раз в неделю занимались.
Мама бесконечно верит в науку, в разум. У нее любознательный ум, она любит все новое, внимательно следит за научными открытиями. Иногда я ее вывожу в театр. Вот последний раз она была на моем юбилейном вечере. Когда-то она дружила с Натальей Дуровой и частенько посещала ее Уголок, а потом очень переживала, когда начались все эти конфликты и раздел имущества. Познакомилась она с Натальей Юрьевной, кажется, на общественной работе: мама устраивала в НИИ встречи с интересными людьми, организовала университет культуры, заключила договор с Московской филармонией, установила связь с театрами…

Мама при всей ее строгости и принципиальности всегда гордилась мной, хотя постоянно сравнивала все наши спектакли с МХАТом. Недавно она мне рассказала, что, оказывается, папа, сидя на моих премьерах, всегда очень переживал, не забуду ли я текст. Забавно, что раньше она мне этого не говорила…