Однажды она поняла про себя одну вещь: чтобы полюбить мужчину, она должна им восхищаться, видеть в нем учителя, защиту. Ей повезло найти такого мужчину — Тонино Гуэрра. А в нем и собственный смысл -– обожать и боготворить своего маэстро. Быть рядом. Помогать. Разговаривать. Вместе слушать шум дождя.

Семь лет назад мы делали с Лорой Гуэрра интервью.  Речь шла о начале их с Тонино романа, первых встречах, зарождавшейся близости. Одну фразу: «Это было самое лучшее и самое нежное время в моей жизни», - Лора попросила исправить. «Самое лучшее и самое нежное время в нашей жизни с Тонино – сейчас». Тонино было тогда восемьдесят семь лет. В девяносто два  его не стало. Вместе они прожили почти сорок лет.

- Ты помнишь мое исправление в том интервью? – спрашивает Лора.

- Еще бы! Оно меня поразило.

 - Так вот. Я тогда ошиблась. Самые сильные, самые интенсивные связи, которые когда-либо были между мной и Тонино – сейчас. Именно теперь, когда его нет со мной рядом, нет в этом мире. У нас такая сильная связь, что она совершенно неразрывна. И теперь  она неразрывна уже навсегда – и не уйдет, даже когда меня не станет - потому что мы говорим сейчас на его новом языке. Не буду подводить научную основу, но ничто не исчезает – одно превращается в другое. Помнишь, у  Шекспира: «Куда уходит белизна снега, когда снег тает?» - «В красоту».

 Он болел. И у него все болело. Я кричала, причитала, склоняясь над ним: «Тониночка, Тониночка, я тебя люблю и любила всю жизнь». На что он мне ответил – шепотом, потому что уже не мог громко говорить : «А я и теперь тебя люблю» - «Ti amo anciadesse».  Что может быть лучшим подарком для женщины, которая любит своего мужа ? Я говорила ему, лежавшему под капельницей: «Тониночка, я буду любить тебя до самой смерти». Он на меня лукаво посмотрел и сказал: «E topo» - «И потом». Вот это «потом» началось сейчас. Вот уже два года я проживаю это «потом» - «E topo».

Iniziо - Начало

1975-ый год. На московский кинофестиваль приехала делегация из Италии: Антониони со своим сценаристом Тонино Гуэрра и еще несколько его друзей. Мои друзья решили пригласить их в традиционный красивый русский дом: итальянцы, мол, ужасно устали от жизни в гостинице, от плохих ресторанов.  Самый красивый дом в ту пору был у Коноваловых – Александр Николаевич в 36 лет уже был академиком, и в доме его родителей жило множество книг, картин, стоял рояль. Я не хотела идти, но потом подумала – ну когда я еще увижу Антониони? – и пошла. Мы долго думали надо ли аплодировать итальянской делегации, но когда они вошли в квартиру и увидели накрытый, красочный от зелени и овощей стол, то зааплодировали сами. Антониони был простуженный и злой, все время сморкался. Его сопровождала Энрика, тогда еще не жена, а просто подруга, ей было всего 19 лет. Тонино, видя плохое настроение своего друга, все время вставал и рассказывал анекдоты. Переводчик переводил. Я обратила внимание на Тонино : он был очень живой, с оливковой кожей, худой и черный как смоль. Ему было 55 лет, он не был разведен , но не жил со своей семьей – по-итальянски это состояние называется сепарасьоне: семья сама по себе, он сам по себе. Тонино тогда был на самом пике своей известности. Он меня спросил : были ли вы в Италии ? В те времена я не только в Италии, я вообще нигде не была ! Но я гордо ответила – представляете, вот именно в Италии-то я и не была!  На этом все и закончилось, они уехали, и, как мне Тонино, потом рассказывал, он не очень хорошо меня запомнил, но у него осталось от меня общее ощущение нежности и деликатности. Он мне иногда звонил, но я ничего не понимала из его итальянского, да и сама могла сказать только «чао». Потом вдруг неожиданно пришло приглашение для меня приехать к нему в Италию . В качестве невесты – такую формулировку ему посоветовал переводчик, чтобы меня выпустили из страны. Я это приглашение засунула подальше в ящик, чтобы никто не увидел и меня не выгнали с работы. А Тонино я ответила вежливым отказом,  письмо передала со своим другом Полонским, который ехал в Италию. Как он мне потом рассказал, Тонино принял его на своей терассе и, поскольку видимо забыл как я выгляжу, спросил: а у нее жопа есть? О чем мне мой приятель радостно сообщил по возвращении.

    Я живу, работаю дальше и вдруг известие – приезжает Тонино. Его пригласил Сергей Бондарчук писать сценарий фильма о Москве. Мы встретились с Тонино у гостиницы «Советская»… и началась прекрасная зима. Может быть, лучшая в моей жизни ! Был мороз 30 градусов. Тонино весь закутанный, лицо обмотано шарфом, все время что-то кричит по-итальянски, ругается. Меня знакомые спрашивают – что с ним? А я говорю – он не ругается, он поет арии, чтобы согреться, так поступают все итальянцы. Тонино очень любил цирк, и мы часто ходили на представления. Когда я ловила такси, то закрывала его в телефонной будке, чтобы он мог немножно согреться – такие кабинки раньше стояли на улицах. Я его познакомила со всеми своими друзьями, Белла Ахмадулина тогда первая перевела его стихи на русский язык. Мы пили чай и вино в мастерских художников и в студиях: Тонино почти всегда не понимал, что мы говорим, и тогда он садился в сторонке и рисовал свои необыкновенные картинки. А еще он собирал материал для фильма Бондарчука – ему понравилась комната матери и ребенка на Казанском вокзале, подпольная бильярдная в парке Культуры, он познакомился с какими-то рабочими старых дач на Рублевки, странными бородатыми людьми на улицах, художниками и фотографами… И он написал сценарий для Бондарчука под названием «Мы не уезжаем». Состоялось обсуждение на Мосфильме. И тут выяснилось, что от него ждали совсем другого-  фабрик, детских садов, успехов в строительстве и так далее. Сценарий не приняла, но это было не важно – Тонино уже начал любить Россию. Мне было безумно интересно с ним ездить, возить его в Архангельское, слушать его, показывать все то, что я любила. необыкновенные мысли, которые А ему.. Ему была нужна, как мне кажется, метафора его пребывания в России, в Москве. И он придумал меня, свою любовь, наш роман. Наш роман втроем – потому что с нами все время был переводчик. Наш роман начался с того, что мы с Тонино поехали на Птичий рынок, и он купил пустую птичью клетку. Это был его первый подарок мне. Он складывал в эту клетку листы бумаги, где писал всякие итальянские фразы – он писал , например «сегодня мне хочется говорить тебе круглые слова», или « когда я смотрю на тебя мельком, я смотрю на тебя по-настоящему» или « если у тебя есть гора снега, держи ее в тени». Он попросил, чтобы я по этим словам начала учить итальянский. Я и стала учить, а поскольку я филолог по образованию, то начала говорить очень быстро. А потом Тонино переехал ко мне на Мосфильмовскую, и мы выбросили всю старую мебель, а Тонино с друзьями раскрасили купленные на Преображенском рынке за три рубля старые комоды. Дом стало не узнать.. И моя жизнь стала совсем другой . И меня даже совсем не огорчило, что на Мосфильме меня понизили в должности и перевели в архив – «за связь с иностранцем». В сущности по советским понятиям я была женщиной легкого поведения , и если бы это был не Тонино, а  какой-нибудь итальянский продавец туфель, то меня просто бы выгнали с работы. За нами все время следили, когда Тонино, например, разговаривал с Тарковским, тот закрывал телефон подушками, чтобы не подслушивали. Однажды на Старый Новый год, мы с Тонино шли к подъезду  и увидели, что на улице как обычно дежурит «человек в штатском». Тонино подошел  к нему и говорит: «Пойдем лучше с нами водки выпьем».

    А потом он уехал и  снова приехал с Антониони летом. Они собирались ехать на выбор натуры для нового фильма  в Среднюю Азию. И Тонино, конечно захотел взять меня с собой. Но как? Ведь я ему – никто, по мнению мосфильмовского руководства – путана. И тогда Антониони и Тонино пошли к Ермашу – председателю Госкино. Мне потом Тонино рассказывал очень смешно -–Тонино вошел к нему в кабинет со словами : «Филипп, у тебя еще стоит ?» Тот застыл на месте и рот раскрыл. А Тонино, не дав ему опомниться , продолжает «А вот у меня – стоит,  и поэтому я хочу взять с собой эту женщину в Ташкент». Отказать Антониони и Гуэрра Ермаш не решился, и меня разрешили взять. С нами поехал Рустам, это была дивная поездка, хотя мы с Рустамом несколько раз порывались вернуться в Москву – просто не выдерживали их ритма работы. Антониони произвел на меня сильное впечатление –  он был как бы отдельно ото всех: он и … свита. Исключение делалось только для Тонино и, может быть, для Энрики, которая была настоящей подвижницей рядом с гением. Она была тогда совсем юной девочкой, но ясно понимала, что Антониони – не просто талантливый или знаменитый, а именно – гений. Я тогда впервые увидела чем отличается гений от обычного человека – он показывает мир с другого угла зрения,  и ты начинаешь видеть то, на что никогда бы сам не обратил внимания. Рядом с гением картина мира меняется, это я потом уже почувствовала живя с Тонино. Наверное, с обывательской точки зрения. жить с гением трудно, но это погружение в другой, сказочный мир стоит любых трудностей. Это невозможно пережить никаким иным способом,  отчасти это ощущение может родиться, когда сталкиваешься с произведениями гения, но это несравнимо с тем упоением, которое испытываешь от его постоянных проявлений в жизни!

            И тут Антониони и Тонино решили всерьез пригласить меня в Италию. Они пошли к послам, пошли в ЦК и везде объясняли, что мой приезд в Италию просто насущно необходим маэстро. И им поверили. Причем решение о моем отъезде из страны принималось на уровне ЦК. И меня выпустили в Италию !

Magia – Волшебство                  

В аэропорту меня провожало сорок человек. Это была наша общая победа. Я прилетела в Рим в дубленке, в ушанке, а там температура – плюс шестнадцать градусов. Тонино повел меня в магазины, и мы подобрали мне какой-то гардероб. Причем выбором вещей руководил Тонино, он сказал: «тебе не нужны элегантные вещи, ты вся ошибочна и тебе нужно подчеркивать свои ошибки!» Он мне купил какое-то потрясающее пальто, его сразу же прожгли сигаретой, и я все время от смущения зажимала эту дырку рукой. На шестой день он повел меня знакомить с Феллини и Мазиной. «Только не скрывай от Федерико, что я тебе нравлюсь» - попросил Тонино. Он меня повел в ресторан Чезарины, где Феллини обычно обедал. Чезарина – хозяйка ресторана, сама как персонаж из фильма – колоритная, крепкая крестьянка, она была замечательна тем, что всегда первым подавала еду не дамам , не гостям , а Федерико. Я ужасно трусила, но Федерико, увидев меня, развел руки и закричал Тонино «Где ты взял этого сибирского котищу?» Меня сразу отпустило, но все равно все происходящее казалось мне фильмом, и я даже щипала себя за руку –  наяву ли со мной все это происходит ? Вот сидит Феллини – кумир и бог миллионов людей на планете, остроумный красавец – и протягивает мне корзинку с хлебом. Или Джульетта Мазина – хрупкая, элегантная, живая, очень много курит, но из глаз – какой-то безумный блеск и шарм. Улыбается, переодически вынимает зеркальце и подводит свои бровки. Они оба показались мне гипнотизерами. Наверное, я ничего не ела. Потому что в конце обеда Мазина собрала весь десерт в салфетку  и отдала мне с собой. Так , в гипнозе меня повезли в цирк. Владелец цирка спросил у меня – вы знаете как называется этот цирк. «Да_ пропищала я – это цирк Орфей». «Нет, - сказал он. – Это цирк – Орфеллини». Дело в том. Что Феллини приходил сюда каждый день, выходил на арену, сам рассаживал голубей.

    И вот Феллини везет нас домой. Спрашивает у Тонино « А Лора умеет готовить ?» Тонио представления не имеет о том умею ли я готовить, но уверенно отвечает « Конечно, она прекрасно готовит» .  « Вот и чудно , - говорит Феллини. – Завтра обедаем у меня. Лора приготовит обед» Я пытаюсь спастись и что-то лепечу о том, что в Риме нет сметаны. Но оказывается,  что Джульетта знает польский магазин, где можно купить сметану. Поэтому решено, что я завтра делаю борщ и жаркое. Ночью я плохо спала. А наутро мы едем к Феллини. Изумительный старинный лифт поднимает нас на последний этаж –с одной стороны лестничной клетки апартаменты Мазины, с другой – студия и апартаменты Феллини. Общая столовая, куда меня и приводят. Дают в помощь двух женщин. Я начинаю готовить, раздавая  той и другой разные указания типа порезать морковку, почистить картошку. Периодически входит Федерико, одобряюще похлопывает меня по попе. Наконец, все готово и ЭТО вносят в столовую. Мазина подносит ложку ко рту, делает так глазками в стороны – раз, раз – и говорит « А в Польше я ела другой». И откладывает ложку. Так что славу русской кухне я в тот вечер не принесла. А спас меня Тонино, который сказал что-то насчет того, что русскую кухню надо есть в России: там климат другой, поэтому там это вкусно.

   А потом Антониони и Энрика посадили нас в свой автомобиль и мы поехали путешествовать по Италии. Флоренция, Милан, Лигурия, Портофино, Венеция… Они рассказывали про Микеланджело, Брунолески, мы ходили в разные магазины, обедали в самых изысканных ресторанах… Лучшие дизайнеры мира показывали мне свои наряды: Армани, Криция, Миссони – все это были их друзья…  В Венеции мы пришли в ресторан, где любил бывать Хэмингуэй. Меня спрашивают – что вы будете, а я из всей иностранный еды знаю только луковый суп… А тут еще в зал вошла Маргарет Хэмингуэй со снежинками на волосах… Это было последнее, что я помню., потому что я упала в обморок. Просто потеряла сознание от всего происходящего. Пришла в себя от того, что лежу в каком-то помещении, а меня спрашивают – лей э инчинта,  ? Я стала вежливо кивать головой. Потом уже в словаре я прочитала значение этого слова. Оказалось, что меня спрашивали – вы беременны?

    Одну шубу мне подарил Мастроянни, другую – Мазина.  И я поехала на родину. Одела все это на себя в самолете, потому что иначе было не провезти. В том же самолете встретила Сизова  – директора Мосфильма. Он на меня так неодобрительно посмотрел и говорит «Вы что, Яблочкина, на Северный полюс собрались? В Москве – плюс». Я когда  летела, вспоминала, что Тонино как-то холодно со мной простился. Но мне уже было все равно. Я побывала в сказке, которую теперь у меня никто не украдет.

    Сразу по приезду меня вызвал Ермаш  и очень грубо со мной поговорил. «Запомни, Яблочкина – сказал он. – Здесь все потеряешь, и там ничего не найдешь. А теперь иди. Работай»

    Я пошла  и работала, и все во мне пело. А к лету раздался телефонный звонок. Голос Тонино. Спрашивает : «Ты оформила документы?» Я честно говоря даже не поняла , что он имеет в виду. И тут Тонино как рассердился: «Я сделал официальный развод, я отдал половину своего имущества, а ты даже справку о рождении не взяла! А как же мы теперь поженимся ?!» И тут до меня дошло, что он мне делает предложение. Предлагает выйти за него замуж

Свадьбу назначили на 13 сентября. Начались хлопоты и неприятности. Тонино не давали визу в Советский союз, отговариваясь тем, например, что нет номеров в гостинице, потом тем, что неправильно написано имя и так далее. На работе ко мне все стали теперь ласковы и ждали приезда жениха. Жених приехал, но не один, а со свидетелями. С его стороны свидетелем был Антониони, с моей – Тарковский. Всю свадьбу Антониони и Энрика прохохотали, потому что весь советский сценарий регистрации казался им ужасно смешным. И женщина с лентой через плечо в грибоедовском загсе, и  пластиковая указка в ее руках, которой она указывала свидетелям, где надо расписаться. И маленький еврейский оркестрик, состоящий из стареньких музыкантов  в лоснящихся от старости костюмах. И бюст Ленина, и подчеркнутая строгость присутствующих в загсе официальных лиц. Все это было для них как фантасмагория, как кино. А я запомнила на всю жизнь слова Тонино.   За обедом с друзьями он сказал: «Вот мы поженились с Лорой. И теперь  вместе будем слушать шум дождя».

      Я уехала в страну , которую я уже обожала. И единственно чего я боялась – не справиться со своим новым положением.

   И началось волшебство. Мы жили в центре Рима и у нас в квартире была огромная терасса , метров 80, с которой были видны крыши Рима. После 11 часов вечера, когда спадала жара, к нам приходили гости и мы пили вино.   Необыкновенной мне казалась дружба Тонино и Феллини. На протяжении всей нашей жизни, пока Феллини не умер, каждое утро мы просыпались от его звонка и они с Тонино разговаривали часами. Федерико часто рассказывал Тонино свои сны, он очень верил в них.  Однажды он нам позвонил и сказал, что не может придти, потому что кажется кто-то заразил его коклюшем.  Тонино спросил у меня  «А я болел коклюшем?». На этот вопрос я не смогла ответить, поскольку все-таки  не была его мамой,  но заверила, что вылечу Федерико русским способом. Я выжала сок морковки и сельдерея и дала им с Тонино это выпить, объяснив, что это сильное русское лекарство от коклюша. Они прилежно выпили мою «микстуру». Кашель прошел и Феллини «поправился». На следующий день он принес мне в подарок книжку , рассказывающую о травах в Италии.

     Вообще  часто они с Тонино вели себя как мальчишки, например, шли в магазин и начинали примеривать галстуки. Наконец, Тонино выбирал один и ему предлагали заплатить 25 тысяч лир. Они с Феллини кричали, что это слишком дорого, Тонино начинал сбивать цену. Респектабельный продавец объяснял ему, что у них не положено торговаться, что здесь не базар, но Тонино уверял , что у них « в деревне» все торгуются. В итоге они платили 30 тысяч. Но когда им приносили сдачу наотрез отказывались ее брать, опять объясняя, что у них «в деревне» – сдачу не берут.

    Еще у Феллини была удивительная особенность – садиться в ресторане на какое-нибудь определенное место, которое ему казалось особенным.  Только мы сядем и сделаем заказ, вот уже несут спагетти, как Федерико говорит : нет , Тонино . прости , мне это место не нравится, давай пересядем. И они опять идут за другой стол, где , как кажется Феллини, лучше вид . Тонино ужасно злился и кричал, что он пришел не  пересаживаться с места на место, а есть спагетти, но Феллини был неумолим.

    Каждый день Тонино вставал рано и  в 8.30 и садился писать. Очень часто приходил Феллини и они работали вместе. Однажды я присутствовала в тот момент, когда они придумывали сценарий фильма «А корабль плывет» - там есть такой момент с носорогом, у которого начинается понос. Они выдумали, что носорог обкакался в трюме и его поднимают наверх, чтобы проветрить. Боже, как они хохотали !.

    Еще приходили братья Тавиани. Я приносила чай, уносила пепельницы. Меня всегда поражало, что после их ухода в пепельницах того и другого оставалось одинаковое количество окурков. Альберто Сорди всегда собирал вокруг себя прелестных барышень. Он как –то смешно все время чистил салфеткой зубы. Ходили анекдоты про его скупость, но , когда он умер, то все свои деньги, как известно, отдал на благотворительность.

   Самым большим испытанием за нашу семейную жизнь была болезнь Тонино.  Шел десятый год нашей совместной жизни. Я вернулась из Москвы , и он мне пожаловался, что стал терять равновесии. Сдеали снимок головы. Врач сказал, что в голове опухоль и нужна срочная операция. « А таблетка не поможет ? – спросил Тонино. «Увы,» – ответил врач. «Тогда мы поедем делать операцию в Россию» – сказал Тонино. Врач стал отговаривать, объяснял, что можно прооперироваться в Америке, в Щвейцарии. Но Тонино был непреклонен. Дело в том, что он обожал Сашу Коновалова и верил в него как во врача. А потом Тонино рассудил так – если уж умереть, то подальше от дома. Как бы пропасть, сгинуть. Так иногда поступают коты, которые уходят из дома умирать. Вот такая была у Тониночко логика. И мы приехали в Москву. Саша посмотрел снимки и сказал одно слово «надо!». Операцию сделали 11 апреля 1984 года, она длилась три часа. На четвертый день Тонино был уже дома, а через неделю гулял по Москве. Сказать, что я благодарна Саше – это ничего не сказать, он просто вернул меня к жизни. А Тонино после операция не захотел больше жить в Риме _на пике своей славы он уехал в глубь Италии, сначала в Сант-Арканджело, потом в Пеннабили, где я до сих пор и живу..

E topo - Потом

После смерти Тонино на нее было страшно  смотреть. Но она нашла в себе силы жить дальше. Не доживать, а именно жить  –  полной жизнью, в которой по-прежнему главное -  он, Тонино. Лора устраивает выставки его работ. Вкладывает в это и силы, и душу, все, что может вложить. И от любви рождается любовь.  После смерти Тонино по всей  итальянской провинции прошла   волна вечеров, посвященных его памяти. На одном из них к Лоре подошла девочка из Санкт-Петербурга: « Она приехала налегке, с цветочками в руках, по-моему, больше ничего и не было. Она положила цветочки около скалы , где хранится прах Тонино. А потом обртилась ко мне: «Лора, простите, Тонино мне сказал в Петербурге, чтобы я была счастливой. Я сейчас счастлива, и я приехала сообщить ему об этом».  У меня слезы на глазах»

 -  «И в горе есть счастье» - это очень точно сказано.  Может быть, я немножечко тешилась и горем, и счастьем – позволила себе такую роскошь души, и не очень много сделала. Я ведь обещала Тониночке перевести пьесы, которые так и не перевела, обещала доделать книгу моих дневников, где все основные события нашей с ним жизни – и не доделала пока. Хочу это сделать так: кусочек пишу я, а потом цитаты из его книжек, как он видел это событие. Мне кажется, это придаст большую ценность книге.  Два года без него я упивалась устройством наших отношений. Отношения живы, потому что жива любовь -  когда вдруг схватывает сердце и внизу от счастья просто дрожит живот - и ты понимаешь, как ты влюблена в этого человека, которого больше не будет с тобой рядом, и ты не веришь тому счастью, что он был с тобой. Эта влюбленность, это осмысливание «потом» Тонино, это вдруг понятая по-другому фраза: «А-а, вот как оно теперь!» - все это моя жизнь сегодня. Но не только. У  нас недавно  был замечательный вечер, присутствовали профессора,  критики, известные не только в Италии, но и в Европе, один из них – молодой поэт. И прозвучало то, что я думаю о поэзии и литературе Тонино. Сегодня, мне кажется, в Италии понимают, насколько самобытен  был Тонино, насколько он был независим  от гениальных фигур режиссеров, с которыми  работал. Тонино Гуэрра наполнял своих режиссеров как художник, как поэт, он дал свои собственные образы кинематографу.

Лора очень сильно переживает, что все идет не с той скоростью, как бы ей хотелось. Вот , например, издание полного собрания его сочинений. Она говорит, что  Тонино никогда этого не хотел, считал, что  полное собрание сочинений при жизни – это могила для писателя. Теперь же, считает она, собрание сочинений - не могила, а памятник.

- Тонино терпеть не мог получать премии. Вообще к кино он относился просто как к работе, своим главным делом считал литературу, поэзию . «Все это для шутов», ­– говорил он про премии. Например, четыре раза не поехал получать «Оскара», но всегда городился тем, что Пазолини включил его в свою антологию  ста великих поэтов современности. Мне кажется, ему было обидно, что в кино в конечном итоге все принадлежит режиссеру. Но я убеждена, что многие образы того же  Феллини родились от слов Тонино. Тонино говорил: «Если ты посоветовал поставить на фоне белой стены человека в белой рубашке – это уже идея. Более того – это начало стиля».

   Очень смешно Тонино получал высшую награду Италии – большую звезду. Ему позвонил префект Равенны и сказал, что жена Президента Италии приглашает его на обед. Тонино пришел ко мне удивленный: «Лора, представляешь жена Президента зачем-то хочет со мной поесть!». Мы приехали в Равенну. Тонино пошел в мэрию, а я со своей подругой – смотреть мозаики. Через какое-то время подходим к мэрии и видим, что выходит Тонино с алмазной звездой на груди. Оказывается, он бродил по мэрии, заглядывал в разные помещения и искал жену Президента. Зашел в одну дверь и наткнулся на Президента. «Здравствуйте, говорит – я ищу Вашу жену». А Президент отвечает « А я Вас жду, мы будем вместе обедать». Тут вдруг заиграли фанфары, внесли флаги, прибежали какие-то люди. И выносят звезду.  Вот так  примерно Тонино получал награды.

Лора рассказывает мне , что ей удалось за эти два года, и , мне кажется, что она дает своеобразный отчет себе самой.  Вот провела  фестиваль «Очарованные Тонино» . Все лучшие мультипликаторы приехали и проводили мастер-классы в университетах Урбино и Турине,  говорили о Тонино.  Он очень любил мультипликацию, и вот Лора решила сделать фестиваль – провела его в прошлом году и проведет в этом.

Потом был изумительный фестиваль в Грузии в Никози. «Там замечательный , владыка -  дивный голубоглазый молодой епископ, – рассказывает Лора –  и под его руководством  обездоленные дети, воспитанники монастыря, сделали  мультипликационный фильм. Я привезла туда выставку Тонино , в основном это были эстампы. Там и пели, и был вкусный стол, и застолье у владыки. Я  выставку естественно подарила этим ребятам, чтобы у них были радужные картинки Тонино, чтобы они могли рисовать, и, может быть, потом они сделают маленький мультипликационный фильм. В этом году я хочу их пригласить в Италию. И еще  я подумала, как хорошо, если бы здесь были фонари-лантерны  Тонино, как в Ясной поляне. Нужно это сделать». Еще Лора создает фонд Тонино Гуэрра в Москве и планирует его новые выставки . Мечтает учредить премию «Амаркорд»и проводить ее поочередно в Москве и в Венеции.

           - Когда человек уходит, он не умирает, потому что любовь остается. Я пережила страшные и трагические моменты. Когда я его везла уже в  крематорий, то сказала : «Вот, Тониночка, в фашистском концлагере ты этого избежал, а сейчас нет». Я собирала свои слезы в ладони, и этими слезами увлажняла гроб , чтобы ему было там не так жарко. И так обожгло его тельце в этой печи! Туда, вниз никого не пускают, но я была настолько убедительна в том, что должна его проводить до конца, что меня пустили.  Потом под  уже цветущим миндалем я  пересыпала прах своего мужа серебряной ложкой в вазу с названием «для одного цветка только», которую сделал Тонино своими руками. Потом я опустила ее в нишу в скале. Как я все это выдержала? Я обмыла эту скалу морской водой, которую мне привезли, обмазала оливковым маслом. Джанни, мой друг и  наш Дон Кихот, он никому не дал прорубать в скале эту нишу, он сам пробивал ее отбойным молотком, и она оказалась мрамором. Он сказал: «Лора, поскольку я уже делаю, давай я для тебя тоже рядом сделаю нишу?». Я ему стветила: «Джанни, эта скала Тонино, я - только у ног». Горе и смех. Как будто бы всем руководил Тонино. И я получила в тот момент последний подарок от своего мужа. Когда я  пересыпала прах, вдруг что-то не пошло. Джани, который  держал надо мной зонтик ,сказал: «Посмотри, что мешает». Это было  кольцо  с пальца Тонино, оно мне вернулось расплавленной золотой слезой. Я ношу его сейчас на груди в бархатном мешочке.

          Наша связь с Тонино имеет абсолютно реальные подтверждения. Я получаю от него знаки и весточки. На девятый день я листала две книжки Тонино 46 и 48 года выпуска, которые мне принес гробовщик -  он мне их подарил, потому что они стоят очень дорого. И я наобум открываю первую страничку,  и читаю: «Одна старушка, идущая  по старому городу там наверху между домов, у нее нет дома своего, но сегодня она счастлива, потому что в складках ее юбки -  ключ от дома в раю, который ей сбросил латунный ангел с колокольни на площади». А на картинке – ключ, нарисованный Тонино. Разве это не знак? Или  вот еще : когда я в первый год в Рождество иду одна – ты знаешь, как в праздники тяжело быть одной  -  с книжкой ложусь, и чувствую что-то мне мешает, запуталось в волосах. Я стряхиваю волосы рукой, а оттуда вылетает бабочка. Это опять подарок Тонино. Это удивительные связи. Я думаю, что у нас с ушедшими от нас любимыми людьми просто разные вибрации, и мы замечаем только явные знаки, а они их посылают ежеминутно. Они живут нами. В  Персии, где одна из самых древних религий, так было принято: очень радостно думать об ушедших, рассказывать им сказки с тем, чтобы их действительность там наполнялась, а они оттуда посылали нам свои видения.  Во я возвращаюсь из Москвы, от друзей,  и  я бегу к скале Тонино,  я начинаю ему рассказывать обо всем: вот идет дождь, цветет ранний миндаль, мне грустно… И слышу голос Тонино, который говорит: «Лора, жизнь хороша только тогда, когда ты преодолеваешь трудности. Тогда она имеет смысл». Эту фразу Тонино я слышу всегда, и это меня вытягивает. Я чувствую его защиту, участие и любовь.  Наш сад - миндальный, Тонино говорил, что мы живем внутри букета. Через два дня после его смерти, когда было совсем  невыносимо, я выбежала из дома и закричала: «Тонино, дай мне знак, отзовись, пожалуйста». За мной выскочила Николетта, моя помошница, обняла меня за плечи : «Лора, не плачь!». И вдруг на наших глазах внизу где течет река Мареккья, стала  рождаться радуга. Яркий солнечный день, ни дождинки – откуда радуга? А она  пересекает реку и останавливается на том берегу. Мы с Николеттой замерли. Я простояла так час и двадцать минут, потому что эта радуга была самая долгая в моей жизни. Я знаю, когда Тонино на меня сердится, потому что я сама на себя сержусь, знаю, когда он меня оберегает и дает мне силы.

            А недавно с Лорой случилась история, заставившая ее друзей  поволноваться. Ей предстояло обследование -  колоноскопия (это когда просвечивают кишечник). Она потом рассказала, что очень не хотела в больницу, все тянула время, вечером пошла прощаться с садом. А  в саду у нее расставлены лампы, которые заряжаются от солнца, вечером они похожи на светлячков.  В этот вечер лампы не горели, хотя  день был солнечный.  Утром долго не могла найти направления на обследование, с Николеттой перерыли весь дом, его нигде нет. Потом по возвращении, она нашла его  в книге Тонино.  На поезд, отходящий в Милан, Лора опоздала. Казалось бы – все против этой поездки! Но упрямая Лора все-таки добралась до врача и легла на обследование. И что?  Этот медицинский «светила» случайно проткнул ей кишечник, начался перетонит. Лора  очень тяжело болела, долго не могла подняться. Но больше всего ругала себя за, то, что не поверила всем эти знакам и предупреждениям , которые ей, как она абсолютно убеждена, посылал Тонино. Он просто кричал ей – не надо ехать! А Лора не послушалась.

           -То же самое могла бы тебе сказать Энрике Антониони, жена Микеланджело – у нас очень похожи с ней судьбы – у нее  свои отношения с мужем, которого уже нет шесть лет -  через свет, через знаки.  Когда есть любовь, есть эта связь. Уход Тонино – это страшная пустота вокруг, но его присутствие, его энергия, которая постоянно заряжает, проявляется и сейчас, но по-другому. Пустота заполняется новыми, дотоле не испытанными чувствами.  Это во многом зависит от жизненного таланта: умеешь ли ты эту пустоту заполнить, или нет. Я очень стараюсь. Я себе сказала: «Горе больше тебя, Лора, но, если ты любишь Тонино, ты должна выжить». Конечно, моя жизнь сегодня очень изменилась. Я всегда была королевой, потому что жить с поэтом – это уже избранность. Куда бы мы ни приезжали, всегда были масса привилегий: роскошные гостиницы в Венеции, например, были бесплатными, если я задолжала в овощной лавке – это прощалось. Сейчас этого ничего не стало. Исчезли какие-то люди, для которых был важен престиж от общения с Тонино . Раньше богатые люди щедро жертвовали , в надежде что-то получить от этого для себя лично. Сейчас я с трудом  нахожу деньги на наш фонд, на выставки, на создание музея. Все выходит наружу. Один простой человек в Италии , который много лет каждый  день утром приносил Тонино две буханки горячего, свежепахнущего хлеба, эти два года мне их тоже приносит. Или вот пришел электрик и сказал: «Мне приснился Тонино и велел, чтобы я у вас работал бесплатно». Вот эти люди остались. Остались близкие друзья: они звонят, помогают, делают все для фонда.

           Когда я появлялась с Тонино – это одно, а когда одна… Но мы все никакие не вдовы, мы остаемся женами гениальных людей. Для меня Наталья Солженицина – жена, так же как и другие.   До последних  своих дней я буду женой Тонино. И никогда – вдовой.